Кинолента жизни

[(Полина.П)]

Ты прости меня такую плохую...((
Я совсем замоталась..(((((
Завтра займусь тем, что обещала!))

[Маша Соболева]

Да ладно тебе, Полинка..)) Я совсем не обиделась.
И всё-таки адеюсь, что займёшься!!!

[(Полина.П)]

Да-да-да!) У меня даже грандиозная идея вертится...аааа...
черт.
все, определенно завтра принимаюсь за работу!)

[Маша Соболева]

Урааа)) а что за идея, мм?

[(Полина.П)]

Ха. Не скажуууу.))

[Маша Соболева]

Наконец-то новая глава..) простите, что так долго не выкладывала. Я переписывала три или четыре раза))

Новый рисунок.png (196.04 КБ) 6071 просмотр

Глава 2.


Арина куталась в одеяло, вытирая слёзы кулаками и тихо всхлипывая во сне. Она вся дрожала от обиды, от боли, от досады, от того, что совершенно ничего не понимала из произошедшего. Вся её хрупенькая, радужная жизнь в один момент так резко перевернулась, что она не ожидала даже. Эта маленькая, сама по себе ничего не значившая сестра, разом изменила всё. Она была похожа на маленький камень, вызвавший обвал в горах – малышка сама не представляла ничего из себя, но она заставляла окружающих думать об Арине иначе, вести себя иначе по отношению к ней. Девочке неожиданно пришло в голову, что если бы Катя не объявилась, всё шло бы своим чередом, было бы по-старому хорошо и уютно, и мама любила бы её, как раньше, и она не ошпарилась бы в ванной приготовленным для купания сестры кипятком, и ела бы аппетитный воздушный торт. Но вместо всего этого она, одинокая и потерянная, лежала в своей кровати, поёживаясь от ночной прохлады и сглатывая слёзы. Девочка всегда боялась царившей по ночам в комнате пустоты и темноты, ждала, когда снова гулко пробьют часы, чтобы хоть ненамного приблизить рассвет, и теперь сердце её отчаянно колотилось. Тени в углах комнаты, казалось, шевелились, как будто страшные чернильные щупальца выползали из них, и стены стекали на пол. Арине чудились какие-то звуки, шорохи, музыка, игравшая за окном, хотя играть она никак не могла так поздно. Она вскакивала на кровати, ворочалась, на суеверный ужас не оставлял девочку. Почему, почему ей так ясно виделись какие-то страшные вещи, каких не было и в помине, почему именно ночью? И ведь каждый раз повторялось одно и то же, каждый раз она дрожала от страхов, надуманных ею самою! Влияние матери сказывалось на ней, и, наслушавшись её глупых рассказов о мертвецах, восстающих из могил, привидениях и готовых забраться в дом и убить всех без разбору жадных воров. Тата наивно, не думая о том, что могла запугать дочь своими нелепыми выдумками, передала их девочке; она и сама боялась убийц и по-прежнему слепо верила в привидений, и как-то ночью, заслышав подозрительный шум, рассказала о них Арине так убедительно и увлечённо, что в детской голове прочно засели эти пугающие образы. Арина то и дело озиралась, трепеща от страха почувствовать у себя на горле холодное лезвие ножа или услышать могильный хохот высохшего скелета.
Внезапное отчаянное рыдание, начавшееся именно в одну из этих минут наивысшего напряжения, стало последней каплей, и девочка отчаянно завизжала, подскочив на постели. Схватив любимого мишку, Арина с громким рёвом босиком помчалась в родительскую спальню, не замечая более ничего того, что так её пугало. Резко распахнувшаяся дверь заставила девочку остановиться; навстречу ей выскочила Тата, перепуганная не менее дочери:
- Маленькая моя, ты чего это? Что случилось?
- Я напугалась… там опять было темно, и я подумала про скелета… - залепетала Арина, прижимаясь к матери и тихо шмыгая носом; ей стало удивительно спокойно и хорошо рядом с нею. – Помнишь, ты рассказывала мне, как они по ночам могилы разгребают и оттуда вылезают?
- Конечно, помню. – серьёзно и с каким-то страхом кивнула девушка, сама не меньше маленького ребёнка верившая в выдуманные страшилки. – И духи, помнишь? Которые над кладбищами летают?
- Да… - прошептала девочка. - Так вот, я думала про этих скелетов… и вдруг кто-то заплакал, и я так напугалась… мамочка, я боюсь одна спать!
- Ну тихо-тихо, успокойся… - Тата ласково погладила дочь по голове и поцеловала в бледный высокий лоб. – Ты забудь про этих скелетов, и думай о чём-нибудь хорошем, например, про ангелов.
- В них я не верю. – отрезала Арина. – Если бы твои ангелы существовали, то ничего плохого не случалось бы. Значит, их нет.
- Какие глупости! – нахмурилась она, презрительно фыркнув. – Они есть, я говорила. Ночью твой ангел-хранитель прилетает и оберегает твой сон, и поэтому никакие скелеты не страшны. Забудь о них!
- А Катин ангел-хранитель тоже к ней прилетает? – пытливо спрашивала Арина, движимая не столько любопытством, столько желанием не уходить от матери. Девушка, не раздумывая, кивнула:
- Конечно. Ко всем их ангелы прилетают.
- Тогда почему она плакала? – не отставала девочка, поставив на этот раз Тату в тупик. Она никогда не размышляла над этими вопросами, а дотошность дочери в такой поздний час и вовсе сбивала с толку. Глаза её слипались, и в соседней комнате надрывалась Катя, но уйти девушка не могла. Она чувствовала глубокую вину перед старшей дочкой за свои несправедливые слова. И какой чёрт дёрнул её так кричать на четырёхлетнюю девочку? Девушка не могла избавиться от чувства стыда и послушно отвечала на многочисленные вопросы Арины. Наконец, они прекратились:
- Хорошо, мамочка, спокойной ночи. – девочка вытерла почти высохшие слёзы и собралась уходить.
- Спокойных снов. – неловко отозвалась Тата и прибавила: - Ты уж прости меня, что накричала на тебя сегодня, я не хотела… я боялась, что ты её обидишь.
- Зачем мне обижать её? – удивилась девочка, высоко подняв брови. – Она ничего плохого не сделала мне. Да и рука у меня совсем не болит больше. Ничего страшного…
- Ах, про руку-то я совсем и забыла! – спохватилась Тата, крепко сжав запястье дочери и внимательно осмотрев ошпаренную ручку, на которой, впрочем, никаких следов не оставалось. – Ну вот, видишь, всё в порядке… дай поцелую. – она прижалась к мягкой детской ладошке, испытывая невероятное счастье от того, что это маленькое, наивное и преданное существо находилось так близко и любило её. Она никак не понимала, как могла ещё несколько часов назад отругать ни за что свою прелестную девочку. Тата посмотрела на Арину – её глаза, такие же тёмные и блестящие, губы её, и вообще, вся она происходила от неё, и была её плотью и кровью, жизнью её была! И ручка эта, которую она поцеловала – неужели она не помнила, какой эта ручка была четыре года назад? Крошечная, как у Катеньки теперь, мягкая, нежная, да и сама Арина такая была – беззащитная, открытая всему миру и ничего не знавшая, а потому ни перед кем ещё не нагрешившая… Совершенно чистое, неиспорченное создание, как белый лист, которое ей хотелось оберегать от всех и каждого. Девушка помнила её первые шаги – такие смешные, неумелые шажочки, помнила, как прозвучало её первое слово – как будто нечаянно, но удивительно звонко, помнила, как ей первую косичку заплетали – коротенькую, маленькую, однако, всё же косичку. И вот теперь, она сама посмела обидеть свою девочку, да главное, за что? А её Ариночка и не думала обижаться, что её больше удивляло Тату. Ещё раз пожелав дочери спокойной ночи, она вздохнула и побежала успокаивать Катю.
Она была ещё меньше, чем сестра в её возрасте – совсем как кукла, с громадными совершенно синими тёмными глазами и невероятно длинными чёрными ресницами. Девочка выглядела так мило и трогательно, пока спала, но теперь она отчаянно ревела, даже покраснев от крика. Девушка пыталась её успокоить, но ничего не выходило; казалось, что стены начнут скоро сотрясаться от детского плача. Она ходила по комнате, медленно укачивая ребёнка, и думала… Когда-нибудь Катя вырастет, станет такой же, как Арина, тоже начнёт ходить и разговаривать, будет заразительно смеяться, заставляя забыть обо всём плохом и задавать множество вопросов. Она будет говорить такие же забавные вещи, как говорят все малыши, будет любить сладкое и верить всему миру. А потом она пойдёт в школу, закончит её, повзрослеет… она будет счастливой, обязательно, потому что просто обязана стать счастливой. Она ничего не сделала ещё плохого, чтобы не получить счастья. Тата неожиданно подумала, что эта крошечная девочка – жизнь отдельная, самостоятельная, что она скоро станет личностью; жизнь подарила ей она, но управлять ею не могла, а только наблюдать и поддерживать. Катя – её ребёнок, но судьба дочери не была её судьбою. Она пришла откуда-то, из места, которого она не знала или не помнила, и должна была туда же вернуться. Её мысли, желания, чувства не будут подчинены чему-то, она другой человек, но странно, несмотря ни на что, девушка ясно чувствовала, что уже любила её и всегда будет любить. И вдруг пугающий до дрожи, гадкий и противный по своей сути вопрос, возник в её голове – а если она одну из них больше любить будет? Неужели так можно? А всё-таки, ведь от неё это не зависело, потому как сердце само по себе живёт, действует неподвластно никаким законам и правилам, а только подчиняет собственным решениям чувства, решения, стремления человека. Оно как отдельное существо, живущее внутри нас и заставляющее чувствовать то, что ему хочется. Но, раз люди не могут контролировать сердце, можно ли было обвинять её? Девушка отчаянно хотела любить дочерей одинаково, но она знала свой непредсказуемый, чрезмерно увлекающийся характер и понимала, что при нём появлялась возможность этой страшной неравной любви. Будет ли она виновата? Исходя из сделанного ею вывода – нет, но можно ли вообще хоть на одну минуту предположить, что она будет одну дочь любить меньше и при этом осталась бы невиноватой?! Значит, за те чувства, за которые человек вовсе не был виновен, ответственность обязан был нести он. «Как это всё неудобно!» - недовольно подумала Тата. – А всё потому, что у людей есть стереотипы. У всех должна быть счастливая весёлая семья, дружные дети, которые хорошо учатся, и всё, а если что не так – отклонение от правил, значит – неправильно и не имеет права на существование. Ну а если у меня не так будет? И девочки не подружатся? Что же им, и жить тогда нельзя? Как неправильно всё устроено, как бестолково!»
Она боялась, что сделает что-то не так, не сумеет решить, не сможет научить их… как будто она сама умела и понимала что-то особенное! А ведь сколько знала девушка матерей, которых считали плохими и несправедливыми… Её сердце сжималось от страха стать одной из них. Да ведь она любила обеих дочерей, что могло быть важнее этого! Тата чувствовала себя беспомощной и беззащитной теперь, сомневаясь, под силу ли ей будет воспитать двух достойных личностей…
Арина тихо закуталась в одеяло. Слова матери, её жесты и поведение, всё, ставшее вновь привычным и знакомым, успокаивало девочку. Она верила, что теперь всё останется таким, каким было до рождения сестры. Но странное поведение Таты не выходило из головы её… почему? Что за затмение это было? Почему мама, так любившая и баловавшая её, вдруг переменилась к ней за несколько минут? А если она сегодня извинялась лишь случайно, а потом вновь станет чужой и холодной? Нет, об этом Арине не хотелось и думать. И представив в своей голове счастливую картинку будущей жизни, где сестра уже подросла и они стали подругами, девочка заснула….

[Валерия Ильященко]

Ура,ну наконец-то новая глава)

Ну,не скажу,что мое мнение к Тате изменилось. Она слишком неуравновешенная,и это пугает.
Зачем рассказывать ребенку страшилки? Лучше бы сказки читала,неужели ее мама не говорила и не советовала,что нужно делать?Обычно многие бабушки лезут в воспитания внуков,по крайней мере в детском возрасте их.
Тата так себя загрузила этими размышлениями))))Усложняет жизнь сама себе)))

[Маша Соболева]

Страшилки... ну сама такая... вот и рассказывает)
Может быть, и усложняет. Её характер)

[(Полина.П)]

Как же я ждала эту главу!
И не зря.. Таким шикарным стилем все написано, я прямо снимаю шляпу. Филосовские суждения стоит отметить отдельно. Я вообще большой любитель философии, и когда она встречается в литературных произведениях, испытываю некоторую гордость за автора.
Сцена в темноте вернула меня в собственное детство, я даже поражена была. Прямо вспомнилось, как я боялась этих теней, особенно насмотревшись страшилок по телеку...
Мать действительно непостоянная, хотя, с другой стороны, даже и не знаю, как бы я сама вела себя на ее месте. Скорее всего, тоже бы разрывалась. Любовь бывает разная, одинаковой любви существовать не может в принципе. Конечно, это не правильно любить какого-то ребенка больше, чем другого, но как можно любить их абсолютно равнозначно я не могу понять.
В общем, жду продолжения!)

[Маша Соболева]

Спасибо))
Да обычный стиль, вообще никогда не думала, что в нём что-то можно найти). А философию тоже люблю..
Это и моё детство тоже, даже придумывать почти ничего не пришлось - просто вспомнила себя маленькую).
Абсолютно равнозначно, мне кажется, можно только дочку и сына любить, они всё-таки разные. А если дети одного пола, непроизвольно их сравниваешь...
Уже начала его))