Повесть "История одной школьницы".

[Ася]

Часть 1. Глава 1. Я и мои подруги. Татьяна Михайловна.

Было двадцать минут девятого. Смешавшись с пестрой толпой, я шла по узкому и мрачному школьному коридору в раздевалку. Надо сказать, накануне я слегка простыла, и сейчас, посидев четыре дня дома, снова шла на уроки в свой четвертый «А».
Вешаю куртку на металлический крючок. Тут кто-то хватает меня за рукав. От неожиданности мое сердце начинает учащенно биться, я подпрыгиваю и тихонько взвизгиваю. И тут же слышу знакомый голос:

– Катя, не бойся, это же мы!

Поворачиваюсь и вижу двух своих лучших подруг – Иру Алексееву и Аню Мышкину. Они радостно смеются, и я обнимаю их. А теперь хочется поподробнее рассказать о каждой из них.

Аня Мышкина – довольно высокая, крепкая, но в то же время стройная девочка с длинными и густыми светло-каштановыми волосами, заплетенными в хвостик яркой резинкой со стеклянными бусинками. Черты ее круглого лица нельзя назвать правильными, но, несмотря на ее узкие карие глаза и несколько широковатый нос, Аня очень милая и симпатичная девочка.

Несмотря на доброжелательный характер, Аня учится хуже всех в классе, и наши жестокие одноклассники ненавидят ее за это и стараются всячески травить. Меня ужасно раздражает это их качество. За что они издеваются над ней? Что она им сделала?

Скорее всего, на них повлияла наша классная руководительница Татьяна Михайловна Захарова, очень жестокий, неуравновешенный и несправедливый человек. Татьяна Михайловна постоянно орет на Аню по поводу и без, унижая ее перед классом и доводя до слез. А дети берут с нее пример. Но ничего, через несколько месяцев мы перейдем в среднее звено и навсегда расстанемся с этой бессердечной женщиной!

Но отойдем от Ани и Татьяны Михайловны и обратимся к Ире. Это тоже моя лучшая подруга, добрая и отзывчивая девочка. Рюкзачок Иры – настоящий рог изобилия: тут есть и запасные ручки для тех, кто забыл дома пенал, и всевозможные игрушки, и сладкие шоколадные конфеты, которыми Ира каждый день угощает нас с Аней. А самая интересная вещь лежит в потайном кармане. Это дорогущий навороченный сотовый телефон – предмет зависти всех ребят. В классе Ира пользуется уважением.

Мама Иры, Елена Сергеевна, очень любит свою дочку, ведь она – долгожданная девочка после двух сыновей, и к тому же младший ребенок в семье. Елена Сергеевна такой же ангельски добрый человек, как Ира – когда Анина мама, тяжело больная раком, лежит в больнице (кроме мамы, у Ани никого нет), она всегда берет девочку жить к себе. Я уверена, Ира пошла в маму.

Не скрою, что когда я впервые увидела Иру, придя в первый класс, она показалась мне невзрачной и даже некрасивой. Это была очень высокая и болезненно худая девочка, чьи длинные, тонкие ноги напоминали колесо. Ее золотисто-рыжие волосы были заплетены в косы, узкое, бледное, как кефир, лицо выглядело не очень привлекательно. Светлые брови казались прозрачными, ресницы странного желтоватого цвета составляли контраст со светло-зелеными глазами, нос был слегка крупноват. Спустя три года Ира ничуть не изменилась, только стала выше.

Что ж, главное в человеке – не красота, а его духовные качества. И я искренне верю, что когда Ира вырастет, ее внешность станет такой же прекрасной, как и внутренний мир.
Итак, я отвлеклась. Мы с подругами вышли из раздевалки и направились в класс. Случайно я поймала взглядом свое отражение в зеркале – маленькую, худую, нескладную девчонку с прической в виде примитивного хвостика из непослушных кудрявых волос непонятного не то русого, не то черного цвета. Глаза у меня самые заурядные – карие, а лицо, несмотря на ноябрь, оставалось загорелым, хотя я всегда мечтала о белоснежной коже – это так красиво! Но самым ужасным были мои страшно кривые зубы, из-за которых одноклассники прозвали меня вампиршей. Из-за этого я старалась лишний раз не улыбаться, и приобрела репутацию «девочки-робота». Как ненавидела я свою внешность! И хотя моя мама неоднократно пыталась меня убедить, что черты лица у меня «классические», глаза – «миндалевидные», а фигура – «изящная и миниатюрная», я не верила ей, понимая, что она всего лишь пытается меня утешить. Что ж, может быть, когда-нибудь я хоть чуть-чуть изменюсь в лучшую сторону.

Приближаясь к кабинету, я увидела – Оксану Чернову – первую красавицу класса, сидящую на подоконнике и окруженную подружками – свитой, как я мысленно их называла. До меня долетел ее голос:

– Помните, девочки, Татьяна Михайловна мне вчера пару влепила за то, что у меня на литературе книжки не было? Так вот, прихожу домой, мать спрашивает: за что два? Я говорю: да не было в библиотеке такой книжки, не было, а она схватила меня и как даст тапком! И била меня, била! Даже синяки остались. Сволочь, ненавижу ее! – и Чернова сжала свои маленькие кулачки.

Глядя на Оксану, невозможно было и предположить, насколько неблагополучна ее семья. Высокая, стройная девочка с роскошными темными волосами, блестящими волнами спадавшими до пояса, с бледным фарфоровым личиком и черными блестящими глазами, обрамленными длинными ресницами, одетая в нарядную белую блузку с кружевным воротником и короткий синий сарафан в складочку, казалась просто очаровательной. На самом деле она была злой, грубой, подлой и невоспитанной. Как-то раз она рассказала Татьяне Михайловне, что я дала списать Ане домашнюю работу по математике, а та отругала последнюю и поставила ей двойку в журнал. А Чернову – похвалила и поставила в пример всему классу, что просто возмутило меня. Поощрять подлость! И учить этому детей! Как это аморально! А ведь еще Горький писал, что «доносчику первый кнут»!

Увидев нас, Оксана весело закричала:

– Привет, Мышка! Что ж ты каждый день в одном и том же ходишь? Денег у тебя нет? Хоть бы новую юбку в кредит взяла!

– Отстань, – в Анином голосе послышались слезы.

– Ха-ха, я же тебе добрый совет даю, – засмеялась Чернова. В такие моменты ее невозможно было жалеть!

– Прекрати обзываться! – хором закричали мы с Ирой.

– А вы вообще молчите. Щукина, ты бы лучше брекеты себе сделала, – сказала Оксана, обращаясь ко мне. – Ты хоть раз свои зубы в зеркале видела?

– Отвали, – ответила я, обидевшись.

Какая же все-таки дрянь эта Чернова! Да, с ней жестоко обращаются дома, и именно поэтому Оксана выросла такой злой. Но ведь она сама по себе ничуть не лучше своей мамы! Хоть я и понимала, как ужасно, когда мать бьет своего ребенка, я ничего не могла с собой поделать. Наверное, я черствый сухарь…

Мы с подругами вошли в класс. На доске уже было написано "Классная работа", да таким тоненьким и ровным почерком, что было трудно поверить, что это написал не робот, а живой человек. Татьяна Михайловна, миловидная голубоглазая блондинка с легкими, как перышки, мелированными волосами до плеч, высокая и стройная, одетая в узкую черную юбку и алую облегающую кофту, подчеркивающую ее изящную фигуру, сидела за учительским столом и читала какой-то задачник по математике. Надо же, еще недавно она, ругая одноклассников за отсутствие школьной формы, сказала: «Вы когда-нибудь видели, чтобы я приходила в красной кофте?» И вот – пожалуйста! На мой взгляд, это просто непростительно.

Лицо Татьяны Михайловны было, как всегда, мрачным и недовольным, брови были насуплены. Впрочем, иное выражение ее симпатичное личико приобретало только на школьных праздниках, когда улыбаться было просто необходимо.

– Щукина, – обратилась она ко мне, – почему тебя четыре дня не было в школе? Где справка?

– Я простудилась, – ответила я, – а врача мы не вызывали, я не сильно болела.

– Врача вы не вызывали! А откуда я узнаю, что ты болела? Может, ты гуляла где-нибудь?

Я вспыхнула. Я гуляла? У меня просто не было слов! Я, прилежная ученица, которая трепетно относилась к учебе и считала прогулы чуть ли не преступлением? Какое оскорбление! Да еще и незаслуженное! Что может быть хуже этого?

– Кстати, ты знаешь, что у тебя за контрольную по математике, которая была в прошлый вторник, три? – продолжила Татьяна Михайловна. – Как тебе не стыдно! И ты еще хочешь быть отличницей! Да ты троечницей будешь! Отличники так не работают! Садись, бессовестная лентяйка!

Я почувствовала, как мои глаза наполняются слезами, подбородок задрожал, но тем не менее набралась терпения и села на место, стиснув зубы. Татьяна Михайловна умела расстраивать!
Наш кабинет полностью соответствовал своей хозяйке. Стены, окрашенные в холодный серо-голубой цвет, парты столетней давности, ободранные стулья, о которые я каждый раз рвала колготки, громоздкие книжные шкафы, выставка детских рисунков на тему «Осенний лес», нарисованных под бесконечную ругань и фразы типа: «Что это за безобразие», «Почему опять без красок», «Куда ты льешь столько воды», и, наконец, любимцы Захаровой – три кактуса на подоконнике, которых она любила и оберегала, как собственных детей. Сколько истерической ругани доставалось тому, кто нечаянно сдвигал эти колючие растения с места!

Татьяна Михайловна явно недолюбливала меня, и постоянно искала повод, чтобы придраться ко мне. Я догадывалась, почему – среди одноклассниц я была белой вороной. Те были живыми, подвижными и простыми в общении девочками. Когда Татьяна Михайловна приходила в школу, они бежали обнимать ее, а на переменах окружали ее стол и весело щебетали. Я же была твердо убеждена, что так делать нельзя, что с учителем нужно сохранять только холодные, деловые отношения. Во мне не было ничего мягкого, теплого, ласкового, я редко улыбалась и смеялась и разговаривала из всего класса только с Ирой и Аней – в общем, была диким лесным зверьком. Скорее всего, именно за это Татьяна Михайловна и недолюбливала меня. Я же, когда только пришла в первый класс, старалась понравиться ей, завоевать ее любовь, показать ей, что я чего-то стою. Но мое отношение к ней изменил один случай, произошедший, когда мне было восемь лет. Никогда не забуду его!
На полу возле доски, которую я мыла, валялась жвачка. Когда прозвенел звонок, Оксана Чернова, проходя мимо, сказала:

– А Щукина жвачку выплюнула!

– Щукина, подними ее и сейчас же выброси! – заорала Захарова.

– Это не я сделала! – закричала я.

– Ты еще и отнекиваешься! – продолжила Татьяна Михайловна.

– Да это правда не я! Оксана врет!

– Как тебе не стыдно! Щукина, ты, оказывается, еще и врунья и трусиха! Я в шоке от тебя! Если честно, я была лучшего мнения о тебе! Подняла жвачку и выбросила!

Я подняла уродливый желтый комок со следами чьих-то зубов с пола и с ним в руках направилась к мусорному ведру, которое стояло на другом конце кабинета, и мне пришлось идти мимо всех одноклассников. Стояла гробовая тишина, все взоры были устремлены на меня, и у каждого в глазах я видела злобу, презрение, осуждение. Татьяна Михайловна буквально обжигала взглядом мою спину, словно боялась, что я не выброшу эту злосчастную жвачку. Этот эпизод из моей школьной жизни до сих пор стоит у меня перед глазами. Как же это было больно, унизительно, несправедливо, особенно учитывая то, что мои родители никогда не покупали мне жвачку, да и я сама была совершенно равнодушна к ней! К тому же Татьяна Михайловна весь оставшийся день вспоминала о том, как «Щукина плюется жвачками».
С тех пор я возненавидела ее, как заклятого врага.

Итак, едва я успела сесть на свое место и достать из портфеля все, что было нужно для урока, прозвенел звонок. Все встали. Татьяна Михайловна, оглядывая класс, сказала:

– Здравствуйте, дети, садитесь, – все сели. – Открываем тетради, записываем число…

Затем, как всегда, шла длинная речь о том, какие мы все «лентяи и бездельники», что «скоро в среднее звено», а мы «крошечный параграф» не можем выучить, и т.д., и т.п. Закончив, Татьяна Михайловна записала на доске довольно простой пример, в котором не было даже скобок, и сказала:

– К доске пойдет Мышкина.

[Валерия Ильященко]

Прочла)Извиняюсь,но когда читаю о четырехклассницах и их свитак,хочется смеяться.Еще не тот возраст,чтобы они сбивались в крутые кучки и гнабили других учеников.Извини,в это просто не верю.
У учительница по-моему комплекс.Как мне однажды сказали:в учителя идут те,кого обижали в детстве одноклассники(имеется ввиду-злые учителя).
И потом,тут столько описаний,просто едет крыша.То один,следом второй,а потом третий. Может стоило описания разделять мыслями героини,которых очень мало.В итоге получилось,что глава делится на две части, это: описания героев и диалоги.

Будет интересно,что же дальше,так как пока не знаю,о чем именно еще повесть твоя)Жду проды.
На комменты не обижайся,говорю,так,как вижу,а лгать я не люблю

[Ася]

Спасибо!
Да я и не обижаюсь, мне на другом литературном сайте за два года столько всего писали, что я уже ко всему привыкла) Такие отзывы писали - без слез читать невозможно. Но хороших тоже было много.
Учительница тут, я считаю, не такой уж и важный герой, возможно, у нее и есть комплекс. Просто она думает, что так справедливо, и уверена, что учит детей добру. К тому же она неуравновешенная. С другой стороны, дети сейчас кого угодно выведут из себя.
Я специально сделала много описаний, потому что читатель должен хорошо представить каждую героиню, узнать, как она выглядит и что из себя представляет. Потом их характеры еще подробнее раскроются. Всего пять девочек будет. Я не считаю, что это лишнее. А мыслей у нее еще очень много будет, это ж только начало, экспозиция.
Да, четвертый класс - это смешной возраст, но столько лет девочкам будет только в первой части. Во второй - они в 5-7 классе, а в эпилоге - в 10 классе. У меня есть еще одна повесть - там героине 15 лет.
Подожду, может, еще кто-то прочитает, и выложу еще одну главу. Там жестоко будет)))

[Ася]

А что плохого, что описания и диалоги? Мыслей у нее будет оооочень много.
Сбиваться в кучки и гробить других одноклассники еще как будут, но нескоро.

[Валерия Ильященко]

Я не говорю,что плохо.Просто я например,читаю описание,бац диалог,диалог,диалог,опять описания.И скачки будто

[Ася]

Ну я тоже не вижу в этом ничего плохого. Так и должно было быть.
Все, постараюсь завтра вторую главу выложить, а также фотки героев. Ухожу уроки делать)))

[Ася]

Глава 2. Аня.

Аня вышла, взяла мел и остановилась как вкопанная, рассматривая пример. Ее взгляд говорил о том, что задание для нее ненамного понятнее китайского языка.

Татьяна Михайловна недовольно смотрела на Аню, заранее зная, что пример она не решит.

– Ну, – сказала Захарова, – что ты будешь выполнять первым действием? – по ее голосу чувствовалось, что она с трудом сдерживает гнев, и что на самом деле ей хочется рвать и метать.

Аня промолчала. Да вот же там умножение! Его надо выполнять первым действием!
Но девочка не ответила, продолжая туманным взглядом рассматривать пример. Дети тем временем заворчали, начав нервничать – все они уже давно выполнили задание.

– Мышкина, особо одаренным я сообщаю, что первым действием в примерах, где нет скобок, выполняется умножение или деление. Сколько будет семь умножить на восемь?

Аня сжалась и опустила голову. Тогда татьяна Михайловна окончательно вышла из себя.

– Мышкина, ты до сих пор не знаешь таблицу умножения! Позор! Как ты дальше собираешься учиться?! – заорала она страшным голосом, вся темно-бордовая, с выпученными глазами, которые, казалось, могли вылезти из орбит. Аня задрожала.

– Сколько будет восемь умножить на семь? – закричала Захарова. Голос ее, похожий на рев взбесившейся медведицы, был переполнен злобой и возмущением.

Аня опустила голову еще ниже. Класс был в негодовании. То и дело слышалось:

– Дура!

– Да она тупая!

– Идиотка!

– Я ее убью!

Татьяна Михайловна, вместо того, чтобы заставить их замолкнуть, продолжала орать на Аню:

– Мышкина, так сколько будет семь умножить на восемь? Отвечай! Я с тобой разговариваю или со стенкой? Не тяни, урок не резиновый! Посмотри, дети уже нервничают! Почему они должны страдать из-за тебя?!

Аня совсем растерялась. А Татьяна Михайловна продолжала:

– Чем ты занималась все эти годы? Мы таблицу умножения во втором классе изучали! С тех пор у тебя появились проблемы, и с каждым днем они росли, как снежный ком! А ты все лежала у телевизора и ходила на свое фигурное катание! Бездельница! У тебя мама одна работает, спасает жизнь больным людям, а ты уселась ей на шею и свесила ноги! И не стыдно тебе?

Бедная Аня! Какая же Татьяна Михайловна все-таки злыдня! Могла бы позаниматься с ней после уроков, а не орать! И одноклассники тоже хороши! Ни одного доброго человека! Если не считать нас с Ирой.

Случайно я задела локтем ручку, и та упала. Я нырнула под парту и подняла ее.

– Щукина, положи ручку обратно. Что упало, то пропало. На перемене поднимешь, а сейчас карандашом пиши. Положи ручку обратно, я сказала! – у Татьяны Михайловны было никому не понятное убеждение, что упавшие предметы во время урока нельзя поднимать с пола.
Мне ничего не оставалось, как подчиниться. Хорошо, что у меня была запасная ручка.

Тем временем Захарова начала объяснять, как решать пример:

– Смотри, Мышкина, вот так это делается! – записывая, Татьяна Михайловна так яростно колотила мелом по доске, что вниз сыпались крупные крошки, и, когда она закончила, от огромного куска остался меловой шарик размером с виноградину, а на полу образовалась ярко-белая полоска, параллельная записи. – Садись, два!

Плачущая Аня села за парту. Тем временем прозвенел звонок.

– Спишите домашнее задание с доски, – напоследок бросила Татьяна Михайловна.

Дети открывали дневники и записывали номера, заданные на дом, параллельно обсуждая одно – «какая же Мышкина дура». А близорукая Аня подошла поближе к доске.

– Эй, ты хоть читать-то умеешь! – кричал Серега Зуев – противный, невоспитанный мальчишка. – Ха-ха-ха!– сам он учился ничуть не лучше.

Девочки сидели кучкой и с ужасом и негодованием обсуждали, «какая Мышкина тупая». Мальчики по очереди подбегали к ней и с огромным удовольствием обзывали ее идиоткой, тупицей и прочими «ласковыми» словами. Сволочи, а не дети!

А Захарова, прекрасно слыша все это, и не думала сказать хоть слово в защиту своей ученицы. Мне кажется, она была на стороне наших злых одноклассников.
Мы с Ирой сидели рядом с плачущей подругой и успокаивали ее. Тут наши утешения прервал громовой голос училки:

– Что, Мышкина, жалуешься подружкам, какая Татьяна Михайловна злюка? Замучила, бедную-несчастную! Упахалась вся! Ты сама во всем виновата, учиться надо! Лентяйка и бездельница!

Класс дружно загоготал, Аня начала еще сильнее всхлипывать. К нам подбежал Зуев:

– Катя, ты такая умная, зачем ты с этой двоечницей дружишь? – спросил он.

– Пошел отсюда, придурок, на себя посмотри! – закричала в ответ я. – Дружу, с кем хочу!

– Ну как хочешь, – мрачно пробурчал в ответ Серега и ушел.

– Дети, выйдите из класса, – неожиданно приказала Татьяна Михайловна. – Здесь останутся только дежурные, Щукина и Тихомирова, и помоют доску.

Дети шумной гурьбой покинули кабинет, Захарова куда-то ушла, а мы с соседкой по парте Наташей стали мыть грязные от мела тряпки. Расскажу немного о ней.

Тихомирова была маленькая, приземистая крепышка, смуглая, с карими глазами, похожими на сливы, и темно-русыми волосами, вечно заплетенными в толстую косу. Ростом Наташа была ниже всех и вполне могла сойти за первоклассницу. Близких друзей в классе у нее не было, однако Наташу нельзя было назвать ни общительной, ни замкнутой. Она могла с диким визгом носиться по классу вместе с мальчишками, а через пять минут сидеть за партой и читать толстую биологическую энциклопедию – Наташа была просто помешана на зоологии и всякий раз сравнивала одноклассников с животными, что выглядело довольно смешно и нелепо. Впрочем, уважала Тихомирова и художественную литературу и зачастую читала романы на уроках, пряча книгу на коленях. Нужно обратить внимание, что гнева Татьяны Михайловны она совсем не боялась, что поражало меня больше всего. Похоже, Наташа жила в каком-то особенном мире, где для ругани взбесившейся училки просто не было места. Мне этот мир казался туманным, серым и непонятным, личность Тихомировой меня совершенно не интересовала, и я практически не общалась с ней.

Я отвлеклась. Задумчиво глядя на белые, как молоко, струи грязной воды, я сказала:

– Эта Татьяна Михайловна просто достала! Орет и орет на бедную Аню!

– Кать, – спокойно произнесла Наташа, начиная мыть доску, – я с тобой согласна, Захарова действительно неправа.

В моей душе тут же появилась симпатия к этой девочке. Она тоже сочувствует бедной Ане, она не такая жестокая и черствая, как остальные одноклассники! Все-таки есть в мире добрые люди!

– Но, – продолжила Наташа, – Аня сама виновата. Ведь она ничего не делает!

Моя только что появившаяся симпатия к Тихомировой тут же улетучилась. Оказывается, она такая же, как все! А я еще обрадовалась! Все-таки нельзя верить людям!

– Что ты! – закричала я. – Аня очень старается, она все делает, просто у нее ничего не получается!

– Видно, как она все делает. Аня просто ничего не хочет, вот и все. Хотела бы, у нее бы сейчас не было проблем.

С Тихомировой было бесполезно спорить. Эта бездушная, черствая девчонка не могла меня понять.

А Наташа, вымыв свою половину доски, уселась за парту, извлекла из рюкзака энциклопедию с изображением большого кролика на обложке и начала читать ее, грызя толстую морковку. Она сама была как этот кролик!

Неожиданно в пустой кабинет вбежал Сидоров, кинулся к нашей парте, схватил Наташин пенал и выбежал, размахивая им. Тихомирова, только что погруженная в чтение, тут же вскочила и бросилась за ним, крича:

– Сейчас я тебе так врежу – мало не покажется!

Какая же все-таки непонятная эта Наташа! То спокойно сидит, то носится как угорелая. Определилась бы уже, как себя вести.

Тем временем в класс вошли дети и Татьяна Михайловна. Прозвенел звонок.

Следующим уроком была история. Не понимаю, зачем в четвертом классе изучать то, что мы более углубленно пройдем в будущем. Да и учебник напоминал детский журнал – в тонкой обложке, картинок больше, чем слов, и герои учебника – уродливые человечки, у которых голова составляла одну треть тела.

Мы проходили девятнадцатый век, и Татьяна Михайловна рассказывала:

– Итак, наша страна сильно отставала от европейских держав в своем развитии. А знаете, из-за кого? – Тут она коршуном бросилась к сжавшейся и опустившей голову Ане и заорала: – Да из-за таких людей, как Мышкина, которые ничего делать не хотят!

Господи! Аня еще и в отставании России от других стран виновата! Это надо ж было додуматься до этого!

Потом был урок музыки. Этот предмет у нас был по группам, я была вместе с Аней, а Ира – в другой.

Класс, где проводилась музыка, я очень любила. Там не было парт и жестких, неудобных стульев, зато были мягкие кресла с откидными сидениями, обитые темно-красным узорчатым бархатом. Все в этом кабинете – золотисто-бежевые обои, пол карамельного цвета, портреты композиторов на стенах, старенькое пианино – дышало какой-то душевной теплотой. Музыку вела Светлана Алексеевна – высокая, стройная женщина лет сорока с длинными каштаново-медными волосами, мягкая и спокойная, с тоненьким и нежным серебристым, как у соловья, голоском. Лицо ее нельзя было назвать красивым, но в каждой его черте прослеживались доброта и нежность.

Итак, Аня спокойно сидела в кресле, как вдруг в кабинет вбежали наши мальчики, уселись вокруг нее и закричали:

– Дура!

– Самая тупая девка в школе!

– Из-за тебя наша страна от Европы отстала!

– Еще и ходит каждый день в одном и том же!

Тут выскочил Сидоров – лучший друг Зуева.

– Пошла отсюда, дура страшная! – закричал он и изобразил, будто пинает Аню. Его нога на несколько сантиметров не достала до ее лица. Совсем обалдел!

И бедная Аня встала и под насмешки мальчишек ушла в угол. Она уже приготовилась заплакать, но тут я подошла к ней, села рядом, приобняла ее и сказала:

– Ань, не обижайся на этих дебилов. Я всегда с тобой.

Необходимо сказать, что оба хулигана – и Зуев, и Сидоров – так же, как и Чернова, происходили из неблагополучных семей. Серегу легкомысленная мамаша родила в шестнадцать лет, и мальчик был не нужен ей. У Лехи Сидорова же мама умерла три года назад, а отец отказался от него, уехав в другой город и оставив сына бабушке и дедушке. Скорее всего, именно эти несчастья сблизили мальчишек и так отвратительно повлияли на их характеры.
Сидоров был невысоким, крепеньким, смуглым мальчишкой, похожим на цыганенка. На переменах он без конца дрался и ругался матом – в этом ему не было равных. Ходили слухи, что он курил, однако я ни разу не видела его за этим занятием.

Внешность Сереги была намного более приятной. Высокий, стройный голубоглазый мальчик с тонкими, правильными чертами лица мог многим показаться красивым. Но никакая красота не могла «скомпенсировать» его отвратительные поступки, которые, впрочем, совершались скорее не со зла, а из-за желания подражать «крутому» Лехе, который сильно влиял на него.
Когда начался урок, Светлана Алексеевна, зайдя в кабинет, спросила у нас:

– Девочки, а почему вы сидите не вместе со всеми?

Я все объяснила ей, и она нежно обняла Аню со словами:

– Не расстраивайся, Анечка, из-за этих дураков. Они просто в тебя влюбились (дружное ржание) и не знают, как привлечь внимание. Не надо плакать. Девочки, садитесь на свои места. А вы не обижайте Аню! – обратилась она к мальчикам. – Как вам только не стыдно!
Как прекрасно, что мир не без добрых людей! Я так люблю Светлану Алексеевну за ее заботу об учениках!

Остальные уроки, слава богу, прошли спокойно. После них я подошла к Ане и спросила:

– Ань, хочешь, я помогу тебе с математикой?

– Нет, спасибо, у меня и так все нормально, – спокойно ответила она.

Я растерялась. Такого ответа я никак не ожидала услышать. Мне ничего не оставалась, как пойти домой.

Придя, я тут же бросилась на кухню, где обедали мама и папа. Они у меня просто замечательные, я считаю, что мне повезло с родителями, как никому другому! У мамы спокойный, пожалуй, даже слишком мягкий характер, который, впрочем компенсируют строгость и резкость папы. Он у меня, кстати, физрук в нашей школе, в нашем классе он тоже работает, и дети его просто обожают! Все, кроме Оксаны Черновой, которая постоянно говорит про него гадости. Но кто будет ее слушать?

Мама тоже учительница, только по русскому языку и литературе, и работает она не у нас в школе. От нее у меня нет секретов, ей можно доверить что угодно. Она очень интересный собеседник, и любит книги так же, как я. Их у нас дома много, целая библиотека, которой я безумно горжусь.

Надо сказать, внешне на маму я совершенно не похожа. Я не унаследовала ни ее фарфорово-белую кожу, ни светло-голубые глаза, ни золотистые кудрявые волосы. Я была копией папы – Рашида Закировича, смуглого и черноволосого восточного мужчины.

Итак, вбежав в кухню, я закричала:

– Мама, папа, Татьяна Михайловна сегодня так кричала на бедную Аню! Она плакала даже!

– Какой ужас! – сказала мама, – а за что?

– За то, что она пример решить не смогла. Лучше бы оставила ее после уроков и помогла ей!

– А ты не предлагала Ане свою помощь? – спросил папа.

– Предлагала, но Аня отказалась.

– Значит, она сама не хочет учиться, – проконстатировал папа.

– Рашид, у девочки уже просто возникло отвращение к учебе, – поспорила мама. – Как она может хотеть учиться?

– Одноклассники обзывают Аню, Сидоров вообще пытался пнуть ее в лицо! –закричала я.

– Просто кошмар! – ужаснулась мама.

– Да урод натуральный, – добавил папа. – Испорченный мальчишка!

– А Татьяна Михайловна даже не заступается за Аню! – продолжала я.

– Да, ситуация у вас в классе крайне тяжелая, – вздохнула мама.

– Катя, – произнес папа, – а вы с Ирой поддерживаете Аню?

– Да, конечно! – ответила я.

– Правильно. Поддерживайте ее, будьте ее отдушиной в этом классе. Катя, никогда не следуй за толпой – она может ошибаться. Следуй только своему мнению!

– Дети, как шакалы, выберут самого слабого и будут его травить, – добавила мама.

– Это точно, – вздохнула я.

– Катя, я просто горжусь тобой, что ты добрая, что ты не такая, как все, что ты не идешь за этой толпой, – сказал папа.

– Да ладно! – засмеялась я и ушла в свою комнату. Там я положила в сумку кроссовки, тренировочную форму и цветные карандаши. Нужно было идти сначала на тренировку по баскетболу, потом – в художественную школу.

[Валерия Ильященко]

Училка меня рассмешила. Даже очень.Эта ситуация какая-то комичная.
Аня и правда тоже виновата,училась бы,а не голову прятала,тогда и уважение было.Хот у меня в школе на троешников внимания никогда не обращали,работали только с теми,кто хотел учиться.
Я не понимаю,почему отец при дочери позволяет себе слова по типу "урод",так еще и о ребенке. Это не по взрослому.Ладно понимаю,когда о взрослом человеке.
У тебя опять перескоки. То история,то тут же музыки урок.Слова учительницы,и вот,героиня дома. Почему не удлинишь?Будто краткий пересказ.
Мне кажется обзывать дибилами одноклассников ни к чему не приведет,стоит привести в пример их же недостатки,обычно это людей обижает и они уходят

[Ася]

Ой, была у меня такая знакомая учительница. Она примерно также орала на детей, один раз первокласснику двойку на лбу нарисовала! По сравнению с ней Татьяна Михайловна еще ангел.
Да, Аня виновата, она очень ленива. Но Катя, считаю щадя своих подруг идеальными, не видит этого. Но это пока...
Просто Катин папа резкий и грубоватый человек, тем более как иначе называть мальчика, который так себя ведет? Тем более это слово еще не самое грубое.
Катя еще не знает, как правильно себя вести, и поэтому так называет своих одноклассников.
Я не считаю нужным удлинять, потому что писать больше не о чем - так почему бы не перейти в другое место? Что мне, описывать, как проходит весь урок истории и как Катя домой идет? Зачем? Я и так удлинила эту повесть на двадцать с лишним страниц, первый вариант был короче.

[Ася]

Вообще-то это не скачки, все связано, просто одно описано более подробно, другое менее.