Зашла в компьютер буквально на пару секунд - приходится беречь глаза. (после того, как написала пост - саркастически хмыкнула над названием
Операцию все же будут делать.
А я, не взирая на все запреты, поехала все-таки в конюшню.
Когда я туда пришла (немного опоздав из-за работы), все просто кинулись ко мне с объятиями, а я настолько была на взводе, из-за того, что возможно это мои последние разы, когда я здесь, что места себе не находила.
Но самой первой, к кому кинулась я стала Диадема. Едва завидев меня, она кинулась к решеткам денника и просунула нос между ними, а я ее поцеловала, и следом накормила сахаром.
Далее шла моя Кармен. Она вела себя чуть более сдержанной и горделивой, чем Дуня, но тоже явно была рада меня видеть.
Первой лошадью, поставленную на чистку, оказалась Диадема, чему я просто была несказанно рада, чуть ли не подпрыгивая в своем каком-то нервозном состоянии. Меня всю трясло от того, что я сейчас делала то, что ни в коем случае было нельзя, но если бы мне предоставили выбор, я бы сделала это еще раз и еще.
Я чистила Диадему, прямо ощущая у себя на затылке ревнивый взгляд Кармен. Быстро подседлав свою девочку, снова ушла в денник, чтобы могли вывести на чистку и других лошадей.
Мы были в деннике совсем одни. Я прижалась к ее шее и заплакала от того, что в этот момент я была абсолютно счастливая, но, как известно, счастье мое не бесконечно.
Что-то я совсем себя не узнаю. Эмоции зашкаливают последние 2 недели до предела. Откуда такая чувствительность?
Диадема играла со мной, выпрашивая угощение, и даже стряхнула мягким носом слезы.
Наверное, это самая лучшая лошадь на свете.
Затем я взяла ее на корду (длинная веревка, пристегивающаяся к уздечке) и повела на платц, чтобы та немного разогрелась. Пока я ее гоняла по кругу, все остальные уже подседлались и вышли ко мне.
Я села на Диадему, ощущая невероятную гордость за эту девочку. За себя. За свой протест. За то, что я не сдамся. Что не сдадимся мы обе.
Мы даже ездили галопом, а когда Дуня увидала, что брусья для препятствий перекладывают, она помчалась еще более быстрым аллюром, чем галоп... Мне показалось, что я лечу.
И я удержалась.
Я потеряла стремена, я прыгнула пару раз очень высоко в седле, но я удержалась.
Победа над собой.
Ощущение полета потом всю тренировку стояло у меня в ушах.
Мы жутко замерзли, пока отшагивались, и, зайдя в конюшню, я стала греться о Диадему, растирая ей одновременно шею.
Я была просто счастлива.
Потом, когда в конюшне уже никого не осталось, лишь я, так как долго не могла оторваться от Дуни, мне сказали снять попону с Кармен, так как та уже согрелась.
Когда я зашла в денник ко второй моей любимице, то поняла, что до смерти соскучилась по ее игривому характеру. Обе мои лошадки уже знают, что во внутреннем кармане куртки у меня всегда лежит сахар. Так вот не успела я даже расстегнуть ее, как Кэрри стала тыкаться лицом мне в грудь, и пытаться вытащить как-то сквозь нее сахар. Я так смеялась!
Уходя из конюшни, я снова попрощалась с Диадемой. А когда я уже собиралась закрывать дверь, позади меня зазвучало такое отчаянное ржание, что это не передать словами. В нем была боль и грусть...
Диадема просила меня остаться.
